Получалось. Но не очень...
Старая экономка Матильда, (странное имя, годное больше для кошки, которую в этом доме звали Погорелка) была скуповата. И не только на секреты, живущие здесь, но и в вопросе выдачи магического инвентаря. Допроситься у неё лишней капли уксуса, настоенного на шпанской мушке, или зеркала с исчезнувшим изображением, представлялось невозможным.
Приходилось раздобывать требуемое, гоняясь за сквозняками, путаясь в трепете штор, получая пинки под зад от закрывающихся перед носом дверей, катаясь вместе с ковровыми дорожкам и усмиряя воду, льющуюся как ей угодно, не считаясь с медным краном. И всё это только для того, чтобы почти ухватив тайну за талию, растянуться в коридоре, создав неловкость своему положению, шишку на голове и ухмылку сарказма изогнутой левой брови Мэтра...
"Хочет, как всегда оставить меня с вопросом! Позвольте!" перебил он сам себя...
...что там думает незадачливый школяр совершенно не принимается к нашему рассмотрению, пусть его думает о чём пожелает, пренебрежём мыслями, предположив, что он и в них не совсем разборчив, в значении - запутан ариадниной нитью...
Загадко уравнения с восемью неизвестными было испечь восемь блинов разной формы, которые надлежало поднести прожорливому манипулятору. Цель этих использований служебных положений была очевидна. Мысли, приняв блиновидную форму, насыщали этого любителя несообразностей и приводили его к трансцендентным фигурам бытия, произрастающими в дальнейшем плантациями слов. Слова шелестели символично, опылялись целомудренно, скромничали распущенно, иносказали злоязыко , засыхали изысканно, плодоносили изобильно. Было по-магически кристально и пустынно ветрено.
"Буду печь, начиная с конца" говорил он сам с собой, принимая тот факт, что первый блин комом. "Что довлеет - форма или содержание?" размышлял неофит, пытаясь стряхнуть так и прилипшего к затылку зайчика. Шла четвёртая часть дня, зайчиков становилось всё больше, они прыгали по стенам и потолку, словно китайские фонарики, глаза рябили и ловкость лишалась рук.
Итак.
Последнее, чтоб не сказать первое творение вышедшее из-под половника было не цельно, но разбрызганно. Брызги взреяли, забликовали яркими логосами светляков.
"Не удалось обмануть коварную Мойру, хоть последний, а комом! значит, первый"
Огонь гудел, накаляя новую порцию масла. Отмеряя и зачерпывая, был твёрд рукой. Зашипело и забулькало, проступил косматый силуэт ежа. Он был похож на ком земли. Не успев остыть, спрыгнул и убежал отобедать с милой мошкой.
"Так и подпоясывать мне фартук белым поясом, и не ДОбраться мне ДО ноты ДО следующей октавы"
Плеснув опытно вод, вместо масла, рассмотрев испечённое, обнаружил там наутилуса помпилиуса со своей голожаберной прогулкой по воде...
"опять не то! рокеры эти шумны не по-годам, люб мне аквариумный гребенчатый тритон, обветшал, тих, задумчив, философствует"...
На этот раз судьбоносно возник блин совершенства! он испускал лучи гордости пока послушник разевал рот на такое чудо оно стало удваиваться, расти, делиться, распадаться...
" надо было быстрее снимать посудину с огня!" рассматривая под лупой два не равно значных цветом и качеством создания. Бурчал себе. Дёргая за бороду, растущую не по дням, но стремительно. Было ловко теперь держаться бородатой рукой за нагретую ручку. Не отвлекало на тряпку.
"светите!" и ликом золотой, воссиял, челом бледный, замерцал.
Теста оставалось на дне. Экономя материю, зачерпнул самую малость. Тонкая струйка начертала раздвоенный хвост, прошлась хордой, зашевелилась плавником рыбы. ДО ми но!
"Игрок, поставив дубль, опять меня надул! осталось три фигуры... не до колоратуры" горестно возопил он хореями
Последних капель хватило на ухо слона. Оно скалило бивни и выглядело румяным красавчиком, не знало ещё, что слоны эти лакомы всяким киплингам в гетрах. Улитки да жюльены ещё не постигли всех ужасов французской кухни, бесстрашно кокетничали с кокотницами, яйца выводили птенцов, ребро Адама строило глазки змею, а миссия построения восьмиугольной композиции летела в тартар.
Минула шестая часть дня, в доме ничто не шевелилось. Лишь калейдоскоп жизни нетленно вращался шероховато шурша шелестом шагов. Это были шаги тишайшего седьмого дня, за ним должен был родиться восьмой... пока же время остановилось.
Да и время обеда настало! Пора будить этого хаотичного юнца, этого недоучившегося студента академий мировых пространств, этого бородатого эпикурейца, босоногого монаха, помощника сермяжной правды, на носу которого устроилась бабочка.
Коты уже оглашают окрестности трубным гласом голода, а публика, поразинула рты... так вознаградим же её первым блином.
